|
|
Геннадий Русаков
|
|
Я тридцать лет был счастлив на земле.
Мой срок прошёл. Подсчитаны подсчёты.
Я нынче птица об одном крыле.
Я выбрал меру отведённой квоты. |
|
|
Пускай живут безродные слова
И кров уподобляется постою…
Прости, родная. Ты во всём права,
Но как же я с моей неправотою. |
|
44 |
|
Я сам закрыл моей любви глаза
И принял ужас как окаменелый.
Он был таким, какому быть нельзя.
Такого нет. Он ледяной и белый. |
|
|
А боль проходит после… Вот – пришла.
И я стою один на целом свете.
Как страшно, люди! Жизнь уже «БЫЛА»
Осталась только койка в лазарете. |
|
Куда бежать, умаслить, ублажить,
Хватать за руки, теребить за полу?
Мне так нельзя, мне так не должно жить
Не нужно телом и душою голу. |
|
|
Душа нашла вторую половину
И тридцать лет была с собой в ладу.
Что я теперь? Мне горе смотрит в спину,
Мою судьбу ведя на поводу. |
|
Теперь, когда пришло и встало время боли,
И я кричу навзрыд, не разжимая рта,
Мне хочется понять зачем, на дальнем поле
Огнём проведена багровая черта. |
|
|
Любимой больше нет. Её уже НЕ БУДЕТ.
Пестрит ночная гнусь. Чужой огонь горит.
А ветер по садам идёт и ветки студит
И что-то в небесах невнятно говорит. |
|
Любимая, ты мне отныне – ИМЯ МУКИ.
Ты голоса дождей и веточка стерни.
Ты над моей судьбой расцепливаешь руки.
И эти выше слёз, горящие огни. |
|
|
Я не договорил с тобой на тридцать лет.
Я не успел сказать, а ты не услыхала.
О Господи, творец, ты погасил мой свет.
Ты погасил мой свет, а твоего мне мало. |
|
|